Александр Дюма - Воспоминания фаворитки [Исповедь фаворитки]
По-моему, если бы не это улучшение погоды, королевское семейство едва ли бы заметило, что оно потеряло одного из своих членов. Более прочих была взволнована, как мне показалось, принцесса Мария Клементина. Она не испускала воплей и обошлась без горестных жестов, но, когда я закричала: «Принц умер!», она прижала к сердцу свою дочь и крупные слезы покатились по ее щекам.
Я уложила маленького принца в моей каюте и всю ночь просидела у его изголовья.
В два часа ночи до моих ушей донесся громкий скрежет железа — это бросили якорь. Мы прибыли на место. Через мгновение корабль застыл в неподвижности. После пятидневного кошмарного путешествия мы достигли цели в пятницу 26 декабря.
В пять утра все были уже готовы сойти на берег, но я сказала, что останусь подле маленького принца, чтобы позаботиться о его погребении.
Король, королева, братья и сестры умершего без особых возражений переложили на меня эти заботы. Мне обещали, что днем пришлют за телом, чтобы перенести его в дворцовую часовню. Нельсон взял на себя труд призвать корабельного плотника и приказать ему изготовить гроб.
Королевское семейство, Актон, сэр Уильям Гамильтон, министры Кастельчикала, Бельмонте и Фортингуерра спустились в шлюпки и направились к Марине, где их высадку приветствовали радостные крики забравшихся на реи матросов «Авангарда». Пушка не стреляла, так как мы пристали у мола.
Нельсон остался на борту.
Случилось так, что чуть ли не над трупом бедного ребенка, которому я заменила мать, он дал мне клятву верности и никогда впоследствии ее не нарушил.
В два часа пополудни тело было положено в гроб и посланец явился сообщить, что катафалк ждет на набережной.
Матросы спустили гроб в адмиральский ял, и мы, Нельсон и я, спустились туда же, как должны были бы сделать мать и отец, сели подле тела, и гребцы направили ял к набережной.
Гроб был водружен на катафалк, а нас ждал королевский экипаж; мы сели в него и медленно тронулись следом за траурной повозкой.
Она пересекла весь Палермо, поделенный на четыре части двумя главными улицами — виа Толедо и виа Макуэда, — и мы прибыли в королевский дворец, старинный дворец Рожера.
Тело ребенка отнесли в византийскую часовню, где ему предстояло находиться три дня, и лишь после этого я попросила, чтобы меня доставили в покои королевы.
Нельсон в то же время распорядился, чтобы его провели к королю.
Он застал государя крайне озабоченным, но не разгромом армии, не успехами революции, не тем, что в самом скором времени французы могут оказаться в Неаполе, — а материями куда более значительными.
Богата ли Фикудза дичью? И кто достоин чести сегодня вечером стать его партнерами в реверси?
Ведь его величество целых два месяца не охотился и уже больше недели не играл в реверси!
Его обычные партнеры были здесь с ним — герцог д’Асколи, князья Кастельчикала и Бельмонте. Но королю наскучили одни и те же лица, он любил перемены.
Руффо не играл; к тому же королева испытывала к нему такую неприязнь, что король отказался от мысли принимать его в кругу семьи. Если ему требовалось побеседовать с кардиналом о политике или посоветоваться о чем-либо, касающемся дел правления, он слал ему записку и приглашал его к себе.
Между тем в Палермо был лишь один достаточно искусный охотник и игрок, способный предоставить королю Фердинанду одновременно два желанных удовольствия: великолепную охоту в собственном ленном владении Илличе и себя самого как неутомимого партнера в бостоне и реверси.
То был президент Кардилло.
Король терпеть не мог дворянство мантии, но уныние, в котором он в то время пребывал, заставило его пренебречь привычным предубеждением. Он соизволил допустить к себе Кардилло, а тот предоставил в его распоряжение свои леса, своих фазанов, своих косуль, своих кабанов и своих собак.
Прельстившись таким предложением, король назначил охоту на следующий день, а в тот же вечер пригласил президента составить ему партию за карточным столом.
Правда, в течение дня его величество успели предупредить, что президент — самый раздражительный игрок во всей Сицилии.
Король рассмеялся:
— Ну, а я, наверное, самый сварливый из всех игроков собственного королевства! Наконец-то я нашел человека, во всех смыслах годного мне в партнеры.
Нетрудно предположить, что и у президента Кардилло не было недостатка в доброжелателях, в один голос твердивших ему:
— Не забывайте, что имеете честь играть с самим королем, сдерживайте себя.
Президент в ответ давал самые пылкие обещания владеть собой и в первый вечер действительно удивил своей уравновешенностью всех, кто собрался в дворцовой галерее и был наслышан о его вспыльчивости.
Но одно словцо у него все же вырвалось, оно-то сразу и обеспечило ему королевское расположение.
Король был предупрежден о вспышках президентского раздражения и готовился к ним, однако, не дождавшись их, решил, что ему наговорили вздора, и так накинулся на беднягу Кардилло, что забыл об игре и совершил грубую ошибку.
— А, черт побери! — воскликнул он. — Какой же я заносчивый осел! Я мог бы скинуть туза, а не сделал этого.
— Ну, — отвечал президент, которого забота о собственном благопристойном поведении тоже страшно отвлекала от игры, — я-то еще больший осел, чем ваше величество, ведь мог же сбросить валета червей, а он остался у меня на руках.
Король расхохотался: такой ответ своей искренностью напомнил ему его добрых лаццарони. С этого мгновения президент Кардилло стал мил его сердцу, а уж после охоты в Илличе эта симпатия укрепилась окончательно.
Поскольку реверси — игра слишком серьезная и потому не особенно привлекательная для того легкомысленного придворного кружка, к которому я принадлежала, у нас составилась партия в тридцать и сорок.
Я всегда обожала игру, а теперь, более чем когда-либо свободная от всех своих фантазий, предалась ей с неистовым увлечением.
Нельсон не играл никогда; но он становился позади моего стула, опершись на его спинку своей единственной рукой, и тихо нашептывал мне слова любви, отчего игра для меня становилась притягательной вдвойне.
Увы! Ныне, когда мне часто приходится, потратив золотой, что мы получаем на недельное пропитание, томиться в ожидании следующего, я не без горького раскаяния вспоминаю, как в ту пору пригоршнями швыряла золото на карточный стол.
Здесь следует сказать и несколько слов о нашем тогдашнем банкомете герцоге де С.; если уж я обещала, что исповедь моя будет полной, этого не избежать.
Герцог де С. являл собою нечто вроде Казановы, а впрочем, принадлежал к одному из уважаемых сицилийских родов. На европейском континенте он был весьма известен своими путешествиями (он жил во многих крупных городах) и дуэлями, причиной которых почти всегда становилась его невиданная удача в игре.
